Красный цвет фар

 Кажется, три часа ночи для меня волшебное время. Если, конечно, в совокупности с бутылкой красного сухого.

Сегодня я поняла, что мне снова хочется сбежать. Куда-нибудь, где никто меня не найдет, не потревожит, не затронит чувств. Страх руководит нашими мыслями, сердцами, поступками и постепенно сводит с ума. Так в 2017 году я приняла решение разрушить свой семилетний труд, отказаться от университета, карьеры и сломя голову броситься в поездки. По-первой были небольшие командировки. Соседние города, села, области. Потом центр и восток страны. Я ехала с малознакомыми людьми в совершенно незнакомые и гугл мапсом забытые места. Занималась сделками с клиентами, которые были отвратительны мне, от одного их вида хотелось блевать. Черная, белая, серая документация и касса. Хамство, грубая пошлость и откровенная глупость - вот три истинных всадника вашей социофобии.

И дороги. Они были бесконечны, опасны, безнадежно затянуты петлёй времени,наполнены грубостью коллег и начальников. И моим страхом. Я могла умереть шесть раз.

И ни разу в такой ситуации жизнь не пролетала перед глазами. Нет, мои глаза были широко открыты, рот и челюсть плотно сомкнуты, кисти рук зафиксированы на коленях, а в голове четко отпечатана мысль: "сейчас ты ничего не способна сделать для собственного спасения".

... периферийным зрением вижу мирно спящего мужчину за рулём. Я не помню его имени и лица. Он спокоен и раслаблен. Кисти рук лежат на руле, словно на мягкой подушке, он откинулся на кресло, голова немного свисает, грудь вздымается и опускается, веки безмятежно закрыты. Впереди, примерно, в метрах четырех от нас, бензовоз. Мы с каждей секундой все больше ускоряемся. Я тоже поначалу спала, мы были в дороге уже третьи сутки. Усталость и изнеможение посетили нас обоих. Была поздняя осень, ночь. Я проснулась словно от толчка. Спала сидя, поэтому лишь успела выпрямить спину и шире открыть глаза. И в тот момент не было страха, лишь понимание неизбежности. Казалось, будто я явственно вижу грань своей жизни и несусь к ней с неукратимой скоростью. Навстречу. Вперед. Быстрее. Еще. Мне 18. Еще полтора метра. Хочу увидеть берег Атлантического океана. В глаза бьёт красный свет задних фар,едущей впереди машины. Хочу ощутить брызги воды Ниагарского водопада на лице. Бензовоз сбрасывает скорость, чтобы объехать яму. Мы набераем скорость, чтобы я могла кончиками пальцев прикоснуться к собственной ните судьбы, тщательно сплетённой мойрами. Расстояние меньше метра. Вокруг поля, впереди маленький, тускло освещенный мост, и звенящая тишина, я слышу лишь звук мотора. Приборная панель светиться в темноте. Мужчина слева от меня резко просыпается и давит на педаль. Слышен звук тормозов. Хорошо, что сзади нет машин. Мы молчим. Бензовоз отдаляется и с каждой секундой свет его фар становится тусклее. Мойры убирают ножницы от моей нити жизни, так и не перерезав ее. Кажется, еще есть шанс увидеть берег Атлантического океана вблизи. Водитель включает радио, моя спина смягчается, мы продолжаем ехать в бесконечную даль.

Я рассказываю эту историю не для того, чтобы меня пожалели и сказали, какая я маленькая несчастная девочка.

Я ненавижу жалость. Это унизительно. В такие моменты я ощущаю себя словно нищей на паперти. Я не нуждаюсь в подоянии. У меня есть полный комплект органов и частей тела, а также хорошо развитый мозг и социализированность. 

Еще, конечно же, принципиальность. 

Именно эти две черты руководят моей жизнью. Именнно поэтому тогда я оказалась в этой машине. Именно поэтому только в тот период жизни, я могла умереть шесть раз.

Эта ситуация после поразила меня не своей кошмарностью происходящего, как для существа с инстинктом самосохранения. Нет. Она была не столь сиюминутной, спонтанной, когда ты не успеваешь осознать и лишь после понимаешь, что могло случиться. 

Я успела понять, что могу сейчас умереть и не имею на это никакого влияния, кроме надежды на удачу. И среди моих чувств не было страха или хотя бы горечи. Было лишь чувство принятия, горечь и покой. 

Сейчас, когда в моей жизни нет ничего, за чтобы я все еще чувствовала отвественность, чувство свободы стало осязаемым, а рамки морали и рамок исчезли напрочь я тоже не чувствую страха. Исключительно покой и грусть.

Все таки человек нуждается в человеке. Я не испытываю такой потребности, как раньше, в друзьях и знакомых. Теперь люди сами ищут встречи со мной, а я их избегаю из-за нежалания объяснять и что-то доказывать. 

Как объяснить человеку с совершенно другим детством, психикой, принципами и желаниями свое восприятие жизни? 

Почему я это сделала? Почему я так думаю? Почему я так это воспринимаю? 

Во-первых, даже если я решу расскрыть все свои скелеты в шкафу, как минимум потребуется искреннее желание человека понять, а во-вторых, множество часов и дней. Ибо во всем в моей жизни есть система. Даже при выборе маслин, я беру их не просто потому что хочу эти, а потому что я точно знаю почему и зачем хочу именно эти маслины. 

Единственнное, не всегда эти системы работают со мной самой. Сложно сражаться со своим подсознанием, когда оно словно испуганый ребенок, забившийся в угол, дрожит и боится даже взглянуть на тебя. А тебе нужно не только отучить его прятаться, а также еще и сражаться с другими.

И это жгучее желание побега, уединения, ликвидации всего живого в округе тоже потребность, в первую очередь, этого маленького ребенка. Обиженого и закрытого в темном подвале, как нечто о чем не хочется вспоминать и делиться.